Никто не знает лучше тебя, мудрый Хан, что никогда не надо смешивать сам город
с описанием его. Но между ними существует связь. Желая описать Оливию, славную
своим великолепием и богатством, я не найду иного способа поведать о процветании
ее, о повелитель, как рассказывая о дворцах со стенами, отделанными филигранью,
на подоконниках двухарочных, с колонками, окон которых лежат подушки с бахромой,
а сквозь ограду патио видна вертушка, орошающая луг, где распускает веером свой
хвост белый павлин. Но из рассказа этого ты сразу же поймешь: Оливия окутана облаком
сажи, отчего засаленные стены комнат все покрыты копотью, а разворачивающиеся
на ее людных улицах прицепы чуть не расплющивают пешеходов о дома. Желая поведать,
сколь трудолюбивы жители Оливии, я говорю о лавках шорников, пропахших кожей,
о женщинах, что, стрекоча, плетут ковры из рафии, о водосливах, из которых низвергается
каскадом движущая мельничные лопасти вода, но просвещенное твое сознание рисует
тебе жест, которым тысячи рук подводят стержень под зубцы фрезы за смену тысячи
раз. Желая объяснить тебе, насколько дух Оливии привержен вольной жизни и изысканной
культуре, поведу я речь о дамах, плавающих ночью, напевая, на освещенных лодках
по заросшей ряской речной дельте, - только для того, чтобы тебе напомнить, что
в предместьях, где ежевечерне высаживаются вереницы бредущих как сомнамбулы мужчин
и женщин, кто-нибудь всегда хохочет в темноте, давая волю шуткам и сарказму.
Быть может, ты не ведаешь, что описать Оливию иначе невозможно. Существуй действительно
Оливия с двухарочными окнами, павлинами, кожевниками, ковроделами, каноэ и лагунами,
это была бы черная от мух убогая дыра, при описании которой не смог бы обойтись
я без метафор копоти, скрежета колес, однообразных жестов и сарказма. Лгут не
описания явлений - они сами.
